ЗАГАДКА СОЛДАТСКОЙ ЛОЖКИ

 60 ЛЕТ НА ОБОЧИНЕ  ВАРШАВСКОГО ШОССЕ  ПРОЛЕЖАЛ ТАНК,

 КОМАНДИР КОТОРОГО ПОГИБ, ЗАЩИЩАЯ МОСКВУ В  1941 ГОДУ

     Он лежал в перевернутом танке, едва присыпанный землей, в шести метрах от Варшавского шоссе. Над ним, чадя соляркой, проносились фуры с иномарками и арбузами, с бревнами и бетонными плитами. В его сторону летели пустые бутылки, банки из-под пива и огрызки кукурузных початков. Тысячи башмаков прошли по башне его танка, сгоревшего от гитлеровского снаряда. Прохожим не было никакого дела до того кровопролитного боя и до тех, кто осенью 41-го заслонил собой Москву от гудериановских танков. Только один смог остановиться и задуматься. Развернул на траве старенькую карту - километровку, проверил что-то  на листочке, затем взял металлоискатель и пошел с ним вдоль обочины… 

     — Я по этому месту раз пять ходил, но без прибора. Когда снег сошел, буквально в нескольких метрах от Варшавки выступила неглубокая яма прямоугольной формы, словно машина какая-то над ней долго стояла. Сигнал был такой сильный, что в ушах потом долго звенело, — вспоминает Игорь Красильников, руководитель подольского военно-патриотического объединения «Память».

– Мы срезали дерн и стали осторожно копать — там могло быть все, что угодно — неразорвавшийся фугас, авиабомба, - стал рассказывать Игорь. - Шоссе имело стратегическое значение, и немцы на него ежедневно тысячи тонн тротила сбрасывали. Но я никак не предполагал увидеть то, что глазам потом открылось … Сначала показались обломки легкой брони – толщиной миллиметров пять, потом вытащили траки — один, другой — мы подумали еще, что вряд ли это танк – слишком узенькие были гусеницы. Достали приборную доску, патроны от крупнокалиберного пулемета с разорванными гильзами, поршни, какие-то механизмы — все, что осталось от двигателя. Среди нас оказался человек, который сразу определил: — Ребята, — говорит, — это Т-40, легкий танк, плавающий. У него даже пушки не было, только пулемет ДШК — 12,7мм и танковый Дегтярева- 7,62. Двигатель на бензине, тонкая броня. Эти танкетки горели, как спички… Мы вытащили сумку от гранат, две лимонки – точнее, только рубашки от них — тротил от температуры вытек. А в самом низу оказались останки танкиста, кости обгоревшие, без черепа – наверное, голову размозжило. На груди лежала ложка из нержавейки, внутри клеймо – «Электросталь», на ручке — еле заметные инициалы…

Игорь достает из кармана ложку и бережно кладет на ладони – так верующие обычно держат иконы. С виду — обыкновенная ложка, каких раньше полно было в общепитовских столовых. — На алюминиевой ложке, — говорит Красильников, — металл более податливый, буквы можно вырезать глубоко. А на стальной поверхности их сразу и не разглядишь – нужно под определенным углом смотреть. Он поворачивает ложку так, чтобы читались инициалы. «П.Г.И.» — выцарапал неизвестный танкист кончиком иголки на плоской, похожей на маленькое весло ручке… 

 На фронте у каждого солдата или офицера имелась собственная ложка. Как правило, взятая из дома, на память о семье. Чтобы не путать с чужой, красноармейцы помечали свои ложки инициалами, могли даже фамилию нацарапать. Бытовало поверье – если заполнишь вкладыш смертного медальона, то в ближайшем бою погибнешь. Солдаты охотнее подписывали личные вещи — котелки, кружки, саперные лопатки, ремни, пилотки, портсигары. Может быть, верили, что потом по этим инициалам их смогут опознать. Известны случаи, когда по одному только котелку установили судьбу целой роты. Но это если в архиве отыщется карта с обозначением позиций, книга учета личного состава, какие-нибудь боевые документы — что хорошо помогает поисковикам. 

Из боевых документов 43-й армии:

 «15 октября 1941 года, командиру 2-го стрелкового полка полковнику Волкову: Военный Совет обращает особое внимание командира 2-го СП на выполнение поставленной задачи. Без приказа Военного Совета армии войска не имеют права отходить. Все отошедшие без приказа будут расстреляны. Последний пункт приказа объявить всему личному составу до командиров отделений включительно…“

Командующий 43-й Армией генерал-лейтенант Акимов,

 член Военного Совета бригадный комиссар Серюков».

 Из воспоминаний командира 312-й стрелковой дивизии А.Наумова:

«В середине октября 1941 года 312-я стрелковая дивизия, которой тогда я командовал, с тяжелыми боями отходила от рубежей Малоярославецкого боевого участка к реке Протве и далее до реки Нары. 23 октября 1079-й стрелковый полк остановил рвущихся к Москве фашистов у Ивановой горы перед р.Нарой. Но в строю оставалось немногим более ста воинов.

    Здесь, в боях за деревню Орехово, погиб и командир полка подполковник А.Бурков. Положение осложнялось тем, что я не имел сведений о 1083-м и 1081-м полках, так как 1083-й отходил севернее Варшавского шоссе, будучи подчиненным Подольскому пехотному училищу, а 1081-й вышел из окружения у Детчино и должен был отходить по Старой Калужской дороге на Угодский Завод; после рубежей на р.Протве была утеряна всякая связь с остальными частями дивизии (по косвенным данным, они вышли восточнее р.Нары).

    От командующего армией генерал-лейтенанта Акимова я получил письменное предписание: ввиду его тяжелого ранения, вступить в командование левым крылом армии, куда, кроме нашей дивизии, входили 17-я, 53-я стрелковые дивизии и другие части. Однако связи с ними не было, самое же главное — отсутствовала связь со штабом армии. Что было делать? Я похоронил подполковника А.Буркова и других погибших воинов, оставил поредевшие подразделения 1079-го полка в обороне у горы Ивановой и с группой бойцов отправился в деревню Каменка, где предполагал Найти армейский штаб...»

     Красильников даже не надеялся расшифровать инициалы на ложке – задача невыполнимая. В 41-м в окружение попадали не то, что полки – целые армии!.. Закапывали в лесу сейфы и знамена, чтобы потом, если повезет, вернуться за ними и забрать. В первую очередь уничтожались документы со списками личного состава…

      Им повезло – в деревне Папино Жуковского района нашелся дед, который во время войны еще ребенком был свидетелем этого боя. Он рассказал, что по обе стороны шоссе наши закопали в землю два легкобронированных танка, превратив их в огневые точки. Когда немцы пошли в атаку, то прицельным огнем оба танка сразу подбили. Один вывернуло из земли, подбросило, он упал гусеницами вверх и загорелся.  После боев с него на металлолом срезали броню, забрали пулемет, а танкистов никто даже и не искал.                                                        

     Рассказ очевидца был хорошей зацепкой для поиска в архиве, потому что дату этого боя – 25 октября 1941 года, Красильников знал еще раньше. Просто ему было неизвестно, что наши тогда использовали здесь легкие танки Т-40. Им было приказано стоять насмерть, хотя не хватало уже ни людей, ни боеприпасов. Вот характерное донесение этого периода.

Оперативная сводка №  130, 24 октября 1941 года: «113 сд на новом рубеже обороны – выс.208 – один СП, северо-западнее выступа леса 1 км южнее Романово седлает дорогу Савеловка, Романово. Второй полк – Никольские дворы, на северо-востоке перехватывает дороги от Варшавского шоссе на Романово. И еще один полк обороняет восточный берег р.Нара у Рыжково. Дивизия имеет штыков – 450 бойцов, 9 орудий, нет боеприпасов».

     То есть, каждый полк в среднем имел по 100 с лишним человек и по три пушки без снарядов. В соседней, 222-й дивизии, оставалось и того меньше. Через четыре дня полки поредели, но командование продолжало бросать истекающие кровью роты в наступление.

     Вот короткая сводка от 28 октября 1941 года:

    «К 15 часам все подразделения, наступавшие на Маурино, были объединены командиром 1-го кав.полка в составе 250 человек и брошены в атаку. После 2-х кратной атаки подразделения бригады, ворвавшиеся в Маурино, были выбиты противником из деревни с большими потерями. К 17 часам осталось в живых 60 человек».

   Из боевого донесения №  3, 26 октября 1941 года:

    1. 129 сп в течение дня четыре раза атаковал Горки, к 20-00 уничтожив батальон немцев, овладел Горки, отбросив немцев на западный берег р.Нара. Потери в батальоне до 70 процентов.

   2. 266 сп с 100 ап (артиллерийский полк – прим.авт.) овладел Ольхово, но попал под удар закопанных танков и потерял половину личного состава.

     Несколько месяцев Красильников только тем и занимался, что переписывал в свою тетрадку фамилии красноармейцев из книг учета безвозвратных потерь по каждой бригаде, по каждому полку. Его поразило, что пропавших без вести было едва ли не столько же, сколько убитых. Например, первая мотострелковая бригада только пропавшими без вести потеряла более тысячи человек. Игорь был уверен на сто процентов, что они не могли сдаться в плен, а пали смертью храбрых на правом берегу Нары. Доказать это могут только раскопки.

     В читальном зале архива на него смотрели, как на ненормального.

     -Зачем тебе это? – спросил Игоря сосед по столу. – Их еще в 50-х всех собрали по указанию Сталина. Лежат все в какой-нибудь братской могиле под плитой. Ничего нового ты не найдешь и ничего никому не докажешь.

        Но доказать Красильникову нужно в первую очередь себе. Вот уже 20 лет он ищет непогребенных защитников советской столицы совсем недалеко от нее, всего в полусотне километров. Каждый год выезжает со своим отрядом в одно и тоже место, где лежала полоса обороны 43-й армии, заслонившей Москву от немецких танков с юго-западного направления. Рубеж проходил по границе между Подольским и Жуковским районами, через Варшавское шоссе в районе села Горки. Передний край тянулся по правому берегу Нары, который сейчас активно застраивается коттеджами «новых русских». 

— Они не знают, что покупают участки земли, пропитанной кровью сибирских полков, стоявших тут насмерть, — сокрушается Игорь. – Приезжаешь весной на вахту памяти, а к тебе вооруженные до зубов охранники бегут – уматывай, пока цел, это частная собственность!.. А потом через забор кто-то  кости солдатские выбросит. Скоты!..

    Последние годы поисковый отряд «Рубеж» работал на территории бывшего пионерского лагеря одного из оборонных заводов, буквально в 15 метрах от Варшавского шоссе. Игорь показал администрации карту тех лет, но никто не поверил, что лагерь стоит на костях защитников Москвы. 

— Я когда прошел по его территории, обомлел – рядом со столовой, где не одно поколение пионеров питалось, стрелковые ячейки, заросшие бурьяном. – рассказывает Красильников. - Одну копнули, другую, третью — в каждой человеческие останки. Три года назад в двадцати шагах от футбольного поля подняли из воронки останки 54 солдат. Медальонов не было, только личные вещи с именами: котелки, кружки, саперная лопатка с инициалами Т.Б.Ж. Потом по документам в архиве я нашел имя владельца саперной лопатки – это был Тудунов Буда Жигеевич из Бурятии. А на следующий год в 15 метрах от этого места подняли из ячейки останки бойца с медальоном – Беюмов Игнат Ефимович, 1906 года рождения, из Бурятии. Они с Тудуновым были земляки и, наверное, даже погибли в одном бою. Беюмов проходил по спискам безвозвратных потерь 93-й сибирской дивизии 129-го стрелкового полка, 1-го батальона как убитый и похороненный в деревне Горки. В штабе записать солдата не забыли, а вот похоронить смогли только на бумаге.

    По документам Красильников понял, что большинство погибших здесь солдат было отмобилизовано из Сибири. Многие занимались до войны промысловой охотой, поэтому дрались так стойко. Ведь фашисты для них были хуже зверей. Они погибли, защищая Москву, защищая эту деревню, а никто их по человечески так и не похоронил. 60 лет они лежали в окопах, а рядом с ними шагали под барабанный бой пионерские отряды, кричали речевки, жгли костры и говорили правильные слова о любви к Родине.

    А сейчас каждую весну Игорь с подольскими подростками очищает эту территорию от «эха» войны. Однажды откопали целый ящик бутылок с «Коктейлем Молотова». По словам Красильникова, с ними можно было хоть сегодня идти под танки. Коктейль при ударе моментально воспламенялся, распространяя очень плотный, белый, как сметана, дым. Пару бутылок он привез потом для своего музея.

    Вернувшись из экспедиции, Красильников не находил себе места. Он словно чувствовал, что за тремя буквами на ложке стоит реальный человек, с конкретной судьбой. У которого осталась где-то  мать или жена, может быть, даже дети. Всю зиму он работал в архиве с документами 43-й армии и успел даже выучить наизусть номера всех танковых частей, входивших в нее. Загадка заключалась в том, что бронетехника армии стояла по всему Нарскому рубежу, но в районе Горок ее не было!

    Только потом в одном из донесений Игорь прочитал, что из состава 9-й танковой бригады сюда было переброшено несколько легких танков Т-40. Но как узнать, в какой именно машине находился танкист с инициалами «П.Г.И.», где взять списки экипажей? Они, к сожалению, либо не были составлены, либо не сохранились… Выход был один – поискать книгу учета безвозвратных потерь этой бригады. Вдруг там записан танкист с похожими инициалами?

      Игорь хорошо помнит свое взволнованное состояние, когда ему принесли нужные документы, и он вычитывал там каждое имя, переписывая в тетрадку фамилии на «П.» и на «И.». Но уже на второй странице его ожидало долгожданное открытие. Он сначала прочитал имя глазами, потом, словно не веря глазам своим, стал шептать: «Поляков Григорий Иванович… младший лейтенант…» С инициалами П.Г.И. в книге учета безвозвратных потерь был только один человек — кадровый офицер, младший лейтенант, командир взвода легких танков Поляков Григорий Иванович, 1913 года рождения, без вести пропавший у д. Горки 25 октября 1941 года.

     Напротив его фамилии был указан адрес родственников: Чувашская АССР, в Сундырский (ныне Моргаушский) район, д. Агадеры, мать — Полякова Прасковья Гавриловна. Красильников нашел карту Чувашии, но таких населенных пунктов там не было. Он даже не знал, в какой райвоенкомат ему обращаться. Тогда он решил написать письмо прямо в администрацию президента Чувашии, приложил к нему справку из архива и стал ждать ответа – месяц, другой, третий, четвертый… Через полгода ему прислали копию выписки из Книги памяти Чувашии, где указывалось, что Поляков Г. И. действительно пропал без вести. Игорь решил, что на этом можно поставить точку, так как больше никто уже не откликнется.

    Откуда ему было знать, что в Чувашии к поиску родных танкиста подключились местные журналисты. Ситуация осложнялась тем, что родная деревня Полякова и его район теперь носили другие названия. Но когда в районной газете была напечатана заметка «Отзовитесь, родственники героя», сразу же откликнулась племянница Григория — Роза Петрова, бывший врач в Сундырской больнице Моргаушского района, а ныне пенсионерка.

    Она прислала Игорю письмо с фотографией своего дяди в танковом шлеме, которую он отправил матери с фронта. Его биография была типичной для того времени: 4 класса школы, потом ФЗО, потом какие-то курсы, после которых он приехал в Москву, поступил в автодорожный институт, закончил его, женился и даже успел поработать инженером. Когда началась война, прислал матери телеграмму: «Призван в армию. Мама, приезжайте за вещами». Он словно чувствовал, что обратно уже не вернется. Что стало с женой, неизвестно.

    Красильников собирается передать ложку племяннице танкиста, если она сможет приехать на могилу своего дяди ко дню Победы. Но, к сожалению, пенсии ее не хватает на билет даже в одну сторону.

Евгений Кириченко, "Забытый полк", газета "Труд-7" .