Мария Михайловна Рохлина, санинструктор — о жизни до, после и во время войны

МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ 08 мая 00:05Газета № 520 (520) Василий Колотилов

 

Мария Михайловна Рохлина, санинструктор, ветеран Великой Отечественной войны, рассказала «МН» о том, как в школе готовилась к войне, как работа во время атаки заглушала страх и о том, как после Победы стала заниматься общественной деятельностью.

            Начало войны
          В июне 1941 года я должна была получать аттестат зрелости, но не успела. В живых из класса нас осталось трое. Когда объявили о войне, я обрадовалась, и такое чувство было не только у меня. В школе нас очень хорошо готовили к войне: мы сдавали нормы ГТО, ходили в походы, изучали пулеметы и винтовки, у меня было два парашютных прыжка. Когда получила телеграмму, что должна явиться на станцию Софиевка под Киевом на оборонные работы, я поехала туда и сразу же попала под бомбежку. У немцев была привычка вместе с бомбами сбрасывать бочки с просверленными в них дырками, они в полете ужасно выли, и это было страшно. Первые раненые
Во время бомбежки я оказывала первую помощь раненым. А потом вместе с эшелоном танкистов решила поехать на фронт. 28 июня меня ранили: несколько осколков угодили в колено. Я сама вытащила их и пошла дальше. Во время переправы через Дон в наш паром попала бомба. Меня ранило в челюсть, но я крепко держалась за бревно, и меня выловили ниже по течению. Тогда было очень страшно. Страшно было и потом, но когда начиналась атака, страх проходил, потому что начиналась работа. На передовой я должна была перевязать бойца и оттащить в укрытие. Весила я тогда 38 кг, а боец, даже самый легкий, — не меньше 60 кг, но я все равно их вытаскивала.

Санинструктор
          На передовой я должна была перевязать бойца и оттащить в укрытие. Весила я тогда 38 кг, а боец, даже самый легкий, — не меньше 60 кг, но я все равно их вытаскивала. У нас были специальные резаки, чтобы перерезать сухожилия у раненных в ноги. Дважды я делала это. Мы часто не знали своих сослуживцев, потому что день-два он сослуживец, а на третий день его уже нет. Приняли за убитую
         В Сталинграде в январе после одного из боев я уснула среди трупов, и меня приняли за мертвую. Но у меня дернулась нога, и кто-то это заметил. Меня в подвале растерли спиртом. После этого я полгода лежала в госпитале, мне дали первую группу инвалидности и комиссовали. Но я сбежала из госпиталя и вернулась на фронт.

           Курская дуга
           Под Прохоровкой я держала в руках кишки и заправляла их в живот раненому мальчишке-танкисту. Это был июль, жара, но кишки все равно казались горячими. Они пульсировали и были белые-белые. На Курской дуге я провоевала всего три дня.

           Танкист
           Как-то танкист пытался выбраться из горящего танка и зацепился ремнем за люк. Я подползла к нему, расстегнула ремень, и он вывалился из танка. За него было не взяться, он весь обгорел. Целыми были глаза и голова. Я сняла с себя шинель и укутала его, а потом за воротник дотащила до наших позиций. Этот танкист нашел меня после войны.

            Конец войны
            Мы шли на Берлин, но Прага запросила помощи, и нас повернули. Там оставались власовцы, к которым мы относились как к самым страшным предателям.

            Жизнь после Победы
             Сейчас я много работаю в объединении «Женщины России — надежда России» при Госдуме. Мы боремся, чтобы был законодательно установлен статус детей войны. С 1976 года я работаю в Московском совете ветеранов. Это общественная работа, и прибавок к пенсии у меня нет.

 

 Из наших танков очень трудно было вылезти»

Николай Григорьевич Орлов, командир танковой роты ˜— о жизни до, после и во время войны

МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ 08 мая 00:05 Василий Колотилов

 

Командир танковой роты, ветеран Великой Отечественной войны, Николай Григорьевич Орлов рассказал «МН» о битве под Сталинградом, побеге из госпиталя и о работе в Московском комитете ветеранов войны. Начало войны
За десять дней до войны я окончил Орловское бронетанковое училище, и меня направили в Минск командовать взводом курсантов в училище там. На четвертый день войны я подбил под Минском свой первый танк и сам горел в танке. Наше училище решено было переправить в Ульяновск, и мы колоннами пошли под Смоленск. По дороге встретили офицера с солдатами, которые задерживали отступающих и тех, кто шел в сторону фронта. Так мы стали участниками первого заградотряда. Мы собирали потерявшихся и показывали им, куда двигаться. Потом офицер отпустил нас нагонять училище. Отступление
По дороге мы ликвидировали диверсионные группы, которых в лесах было много. Они занимались саботажем, подрывали мосты, уничтожали узлы связи, перерезали телефонную связь. Осенью мы наконец-то оказались в Ульяновске, и началась учеба. Мы с другом каждую субботу писали письма Сталину с просьбами отправить на фронт. Начальство тогда на нас очень ругалось. 23 августа немцы нанесли самый мощный удар по Сталинграду за всю войну, и я видел, как горели город и Волга
Сталинград
В июне 1942-го меня отправили в Сталинград, где шли бои. 23 августа немцы нанесли самый мощный удар по Сталинграду за всю войну, и я видел, как горели город и Волга. На моих глазах немцы расстреляли пароход с ранеными.

           Мало места для спасения
Если танк горит, то труднее всего выбраться из него стрелку-радисту и механику-водителю, потому что за броней очень мало места. Обычно танки загорались с моторной установки, и это было самое опасное попадание. А самое страшное для танка — это взрыв боекомплекта в машине. Ранения и госпиталь
          В Сталинграде я был тяжело ранен. Пуля попала в ребра шлемофона, но удар был словно оглоблей по голове. Вторая пуля попала мне в плечо, а третья — в грудь. Что было после, не помню: очнулся через несколько суток. Меня эвакуировали в Казахстан. По дороге мы отстали от поезда, одну ночь переночевали в степи, а потом другой санитарный поезд довез нас до госпиталя. Там мне стало очень плохо, и врачи приготовили меня к списанию. Мне повезло, что в город приехали очень опытные врачи из Москвы. Из госпиталя я сбежал и поехал в танковый центр в Саратове, откуда меня направили в механизированный танковый корпус генерала Вольского. С ним я участвовал в окружении группировки Паулюса.

          В ноябре под Сталинградом я был ранен еще раз. Если бы пуля вошла глубоко, я бы не выжил: ранения в живот на войне почти всегда смертельные. Позднее я получил еще одно ранение, в ноги. Мелкие осколки врачи не стали вынимать, и они у меня остались.

          Конец войны
После Сталинграда я участвовал в Курской битве, в Корсунь-Шевченковской операции, форсировании Днепра, Южного Буга, освобождении Молдавии. В мае 1944-го я попал Академию бронетанковых войск имени Сталина и на фронте больше не был.

          Жизнь после Победы
На жизнь мне хватает, проблем нет. Главное, я нахожусь в коллективе. Я почетный председатель совета ветеранов 3-го гвардейского Сталинградского мехкорпуса и почетный член Московского комитета ветеранов войны. Часто езжу по местам боев. 1 февраля я встречался с Путиным на приеме по случаю юбилея Сталинградской битвы.