Звоню Палычу. Как, спрашиваю, съездили? Палыч — мой друг и командир нашего
поискового отряда. На этой неделе они с мужиками вновь катались на Смоленщину,
копать. Меня в этот раз с ними не было. Вот и интересуюсь. «37 человек», —
отвечает. Значит, с начала сезона у нас на счету 58 найденных погибших бойцов
(в прошлый выезд, на майские, мы нашли 21 человека).
Это не статистика, нет. В поисковой работе не бывает зависимостей,
процентных соотношений, графиков падения роста. Сколько нашли, столько нашли.
Все наши. Все свои.
Иногда меня спрашивают, почему мы работаем в основном в Смоленской области.
Неужели там что-то еще осталось? Не Демянск ведь, не Синявинские болота, не
Мясной бор, Курская дуга или Сталинград.
Отвечаю: мы копаем Ржевский выступ. Место ничуть не менее героическое, чем
названные выше. Здесь в 1941–1942 годах происходили переломные для той войны
события. Здесь развивалось начатое в декабре 41-го контрнаступление под
Москвой. Тут закрепились откатившиеся на подготовленные позиции немцы. Здесь в
январе-апреле 1942-го проводилась Ржевско-Вяземская наступательная операция, а
в августе и ноябре-декабре 42-го — обе Ржевско-Сычевские наступательные
операции. Вторую, более известную под кодовым названием «Марс», координировал
лично Жуков. С января по декабрь общие потери советских войск на этом участке
приблизились к миллиону, из них безвозвратные — около 400 тысяч человек. Жуков
в своих воспоминаниях оценивал результаты последней операции как
неудовлетворительные. Тем не менее Вермахт тогда так и не смог перебросить
подкрепления под Сталинград, что предопределило окружение и разгром группировки
Паулюса.
Меня часто спрашивают: «Зачем это тебе?» Иногда в ответ рассказываю
семейное предание про своего деда Степана Даниловича, который фактически сбежал
на фронт из-под статьи. Шутка ли — немцы на подходе, а дед под дулом винтовки
реквизирует последнюю остающуюся на селе полуторку, что должна была вывозить
местный партархив, выкидывает всю «макулатуру» и грузит в освободившийся кузов
только что родившую жену с тремя детьми.
Остальных попутчиков разгоняет по бортам, сколько уместилось, обещая
пристрелить, если кто на бабушку Олю наступит… Воевал дед механиком-водителем
на Су-152. Путь закончил в звании гвардии техника-лейтенанта 377-го тяжелого
самоходного артполка: 21 сентября 44-го погиб под Ригой. Мне рассказывали, что
геройски. Я верю.
Еще спрашивают: «Чего мертвых тревожить? Лежат себе и лежат».
И правда. Мертвые ведь. Не ищут славы, не имут сраму. Свое отслужили. Дошли
до победного. Сохранили. Сберегли. Так уж ли нужна им эта моя поисковая
похоронная работа? Бог знает… Хотите по-честному? Не для них я копаю. Для себя.
Режешь лопатой плотную, жирную глину и чувствуешь, как каждый выброшенный
на отвал ломоть словно бы сдирает слой за слоем с твоего засалившегося сердца.
Глупого, бестолкового, ленивого сердца, что так уютно укрылось под толстой
периной сиюминутного, — и копит, копит на себе этот мирный жирок делишек,
заботок, хлопоток, мыслишек. Нежное домашнее сальцо с аппетитными розовыми
прожилками шажочков, поступочков, достиженьиц, прорывчиков. Сдобренное для
остроты ощущений мелким перчиком страстишек, переживаньиц, непоняток, обидок.
Такое только что и может нарасти в наше беспечное, безголодное, безвоенное
время.
Приветствую Вас Гость