Братские могилы в Чернобыльской зоне отчуждения исчезнут навсегда

После аварии на ЧАЭС в зоне остались могилы погибших на войне.

Когда после аварии на ЧАЭС было принято решение про обязательное отселение, эвакуировали не всех. Остались те, кто лежит на тихих погостах и в братских могилах, охраняемых бетонными солдатами. Но если к первым приезжает родня, то про солдат никто не вспоминает и не носит им цветов в День Победы. Даже более: их родственникам чаще всего неизвестно, что они похоронены именно здесь. И сама идея объехать мертвые села Чернобыльской зоны отчуждения в рамках проекта “Электронная Книга Памяти Украины” родилась из давнего обещания разыскать могилу рядового Семена Перевезенцева, погибшего в 1943 году у “х. Гребля Чернобыльского района Киевской обл.”. Выполнение его, к стыду, все время откладывалось, но небесполезно. Малое дело в итоге совпало с большим: созданием Национального реестра воинских захоронений. Таким вот образом в годовщину форсирования Днепра и освобождения Киева двое в джипе и оказались на КПП “Дитятки”. И будто специально золотая осенняя теплынь сменилась проливным дождем и ледяным ветром именно накануне выезда.

СТРАНА МЕРТВЫХ СЕЛ. Едва мы отъехали несколько километров от Дитяток, как ветер тут же стих, погода с каждым часом стала налаживаться, а к вечеру окончательно распогодилось. В Киеве хлестал ливень, а над припятскими лесами и болотами светило яркое солнце, как бы одобряя нашу решительность. Буквально с первых же километров поразило качество дорог. В свое время сообщение было налажено даже в самые глухие села среди болот, где редко можно увидеть каменный дом — традиционная полесская архитектура делала упор на дерево. Но поиски здесь превращаются в долгое хождение по джунглям, на которые стали похожи бывшие улицы. Иной раз каменные солдаты стоят не в центре села (хотя пойди, пойми, где теперь центр), а на кладбище, которое и вовсе не отыщешь в зарослях. Дорогу нам указали один-единственный раз. Мужики, вывозящие на ярких КрАЗах со знаками “Радиация” какой-то железный хлам с бывшей станции Янов у Чернобыля, посмотрели на нас как на дураков и махнули рукой в сторону огромной сосны. Под ней обнаружился просторный мемориал, сплошь покрытый прутиками молодых тополей. Два Героя Советского Союза, три плиты с полуистертыми фамилиями. И полудикие собаки, с лаем выскочившие из кустов.

Передвижение по Зоне и встречи со зверьем вообще дело обычное, это нужно постоянно иметь в виду. Но если одичавшие кошки или зайцы, сигающие по бывшей сельской школе, скорее забавны, то шоколадный, с белой грудью лось, без особого испуга перебегающий от сельской околицы к лесу, вызывает изумление. Или тетерева, кружащие над болотами по левому берегу Припяти. До этого я их видел лишь однажды, в карельской глуши. Кстати, со зверьем не все так просто. Наш добрый, но бдительный дозиметрист Максим решительно выхватил прибор, прежде чем позволить нам схватить безобидный лосиный рог, валявшийся на обочине. Оказалось, эти симпатичные предметы часто излучают по 5—7 тысяч бета-частиц в минуту через квадратный сантиметр. “Вони ж всюди лазять”, — пояснил вредные особенности местной фауны человек нелегкой профессии. Но, как ни странно, это и является главной защитой для природы, которая за 30 лет отсутствия человека вернула свое. Пустынная, полноводная Припять катит свои воды как в далекой древности. Грохот моторов ее не тревожит. Так и должно оставаться. При этом Зона стала не просто самым большим в Европе заповедником. Здесь остановилось время для древнего полесского народа. Люди ушли, оставив свою историю одну, посреди огромного дикого мира. Только здесь, никак не у компьютера, можно осознать смысл выражения “без прошлого нет будущего”.

НИЧЕЙНЫЕ МОГИЛЫ. Посреди общего запустения ухоженные могилы на сельских кладбищах откровенно удивляют. Каждый год сюда приезжают на Радуницу бывшие полищуки: красят кресты в “корпоративный” полесский цвет, светло-голубой; повязывают вышитые полотенца. Приезжают так упорно, может быть, потому, что здесь остались корни, которых нет на новом месте. А вот братские могилы чаще заброшены. Хотя есть, конечно, исключения. Одно из них мазнуло глаз почти случайно. При дороге на полностью проглоченном лесом хуторе Коцюбинский обнаружилась черная гранитная глыба с затянутыми моховой зеленью буквами. Чья-то заботливая рука повязала здесь рушничок и поставила искусственные цветы. На оттертой поверхности обнаружилась надпись о том, что 3 октября 1943 г. здесь разбился самолет 59-го Гвардейского авиаполка. В далекие 70-е гомельские поисковики нашли место падения и останки летчиков. Пилот мл. лейтенант Александр Прядко из Ейска и воздушный стрелок, днепропетровский уроженец, мл. сержант Антон Дудко, как выяснилось, числятся пропавшими без вести. Где точно их похоронили, сумели ли тогда найти родных — неизвестно. Но, по крайней мере, они вернулись из небытия для нас. Но даже когда все имеющиеся на территории Зоны отчуждения будут найдены, сфотографированы, внесены в открытую для доступа электронную базу данных, время заберет их. Еще пять-десять лет и стойкие бетонные солдаты пойдут сеткой трещин, как известная фигура в селе Толстый Лес, и распадутся. Металлические таблички, в конце концов, утащат, а гранитные уже сегодня нечитаемы. И куда приедут те, кто обретет родную могилку?  Вопрос этот государственный, серьезный вопрос. И касающийся даже не столько павших, сколько живых. Одинокие, заброшенные братские могилы необходимо переносить, обустраивать сборные кладбища, как это старательно и скрупулезно делают немцы. И не только из Зоны, кстати. Иначе кем мы станем без прошлого? Тупыми добытчиками металла? Сутулыми кнопкодавами, ненавидящими все, кроме собственных заблуждений? Наша история, наша память — не пререкания в интернете, она вот тут, рядом. Порастает быльем. И пока тяжелая работа по поиску и перезахоронению павших воинов не сделана, откуда же взяться уважению к их ныне живущим потомкам?

По материалам ----  Дмитрий Заборин  09.11.2011 http://www.segodnya.ua/ukraine/bratckie-mohily-v-chernobylckoj-zone-otchuzhdenija-iccheznut-navcehda.html