Елена ДУДА Огонь
Мы приехали в Кольчугино рано утром. Езды от Москвы — всего ничего, каких-то 130 километров от МКАД. При въезде в город едва не повредили подвеску о «лежачего полицейского». Хотя зачем и кому он нужен, неведомо — дорога разбита так, что гонять по ней не рискнул бы даже отчаянный водитель. Обычный, провинциальный городок. Большинство жителей работает на заводах, связанных с металлургией — здесь она и черная, и цветная, здесь и крупный кабельный завод. Главные достопримечательности — храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы да центральная площадь с неизбежным Лениным, с которым соседствует власть в лице мэрии, горбольница, суд и мемориал в честь погибших в войну — на постаменте невысокая стела-барельеф и Вечный огонь, вырывающийся из лежащей на земле бронзовой звезды.
Огонь в Кольчугине отключали потому, что бронзовую звезду отмывали от запекшейся крови, — здесь в начале января был заживо сожжен двадцатипятилетний парень.
МЕСТНАЯ СПЕЦИФИКА
В ночь с 1 на 2 января, около двух часов, рабочий металлургического завода им. Орджоникидзе, Алексей Денисов шел домой через центральную площадь города. До дому оставалось 200 метров, там ждали отец с матерью и накрытый стол — праздник. На постаменте, около Вечного огня, грелись, курили и пили пиво четверо молодых людей. Что случилось, с чего завязалась драка — теперь уже никому не интересно. Вроде бы Денисов сделал пацанам замечание, те ответили бутылкой по голове, добивали ногами. А потом, еще живого, сунули лицом прямо в газовое сопло. Странный факел, бьющий из Вечного огня, заметил сторож из здания городского суда, вызвал милицию. Подозреваемых задержали прямо у места преступления с поличным — то, что осталось от Алексея, они волокли на помойку. Горячев Алексей (1993 года рождения), Данилов Михаил, Курагин Николай, Андреев Александр (все — 1988 года рождения). Уголовное дело возбудили по статье 105, часть вторая (групповое убийство с особой жестокостью).
На месте убийства сегодня все, как прежде — затертая плита возле звезды покрыта землей; каменные лица, высеченные на барельефе, в копоти, которую — это заметно — пытались свести, но до конца так и не отчистили. «Это не от Денисова», — делятся подробностями кольчугинцы. Оказывается, еще в прошлом году, после Дня Победы, неизвестные вандалы подожгли сложенные здесь ветеранами венки — от них барельеф и обуглился. С обратной стороны памятник павшим и не пытались чистить — камень размалеван названиями музыкальных групп, кличками, похабщиной. На загаженном и заплеванном снегу — окурки, битое стекло, бутылки из-под портвейна и пива. Совсем рядом, 100 метров не будет, — здания городского суда и мэрии.
Местные жители охотно отвечают на вопросы, связанные с кошмарной историей, но категорически отказываются фотографироваться. Даже со спины. Оценки случившегося у кольчугинцев во многом похожи. Вот рабочий завода им. Орджоникидзе, 42 года: «Про этот случай слыхал, как же. Таких ублюдков на столбах вешать надо, прилюдно, чтобы другим неповадно было». А вот домохозяйка, 45 лет: «Нас в детстве родители на улицу безбоязненно отпускали. А я теперь своих под любым предлогом дома оставить стараюсь — боюсь за них. Мы в молодости на постамент ступить боялись. Только цветы и клали. Я с мужем после свадьбы туда приходила, плакала. Дед мой — тоже Неизвестный солдат, без вести в 41-м пропал. А сейчас молодые по этому месту ходят спокойно, пьют там, безобразничают». Два старика на улице, пенсионеры: «Конечно, слышали. Да, сожгли парня… А у нас в подъезде подростки постоянно двери жгут. Вечером идешь домой — они стоят и рупь требуют. Даем. А куда деваться? А милиция ничего не делает. Представляете? Постоянно поджигают двери! Постоянно!»
Милиции в Кольчугине и в самом деле не видно. «Да какая там милиция, — усмехаются жители, — сама всех боится, чуть что — подмогу из Владимира зовут (это 70 километров от Кольчугина. — «О»). У них только «буханка» да «бобик» на весь город — смех один…» Для приезжих поясняют: «буханка» и «бобик» — это разновидности транспортных средств в распоряжении органов правопорядка. С таким ресурсом за здешней буйной молодежью не уследишь.
А вот и сама молодежь — теплой компанией, метрах в пятидесяти от здания горадминистрации: «Слыхали — подрались они там. Жечь-то, конечно, не надо было… Он замечание, типа, им сделал». На вопрос, нормально ли возле Вечного огня греться и пиво пить, отвечают, не раздумывая: «Конечно, нормально, а чо такого? Всегда там грелись и пили! Тусоваться там нормально. А куда нам еще ходить? Жечь не надо было. Разобрались — и все». Чуть в стороне — между огнем и судом — другая компания, в хорошем тонусе: «Пить возле памятника вообще-то не в кайф — это памятник нашим погибшим дедам. Хотя, блин, гулять нам негде, в клуб — дорого, денег нет, по квартирам общаемся чаще всего».
«Центральная площадь — самое гиблое место в городе, — словно подытоживает мужчина лет пятидесяти, — там постоянно отморозки собираются. Вечером пройти страшно. Милицейский патруль мимо огня едет - вроде как не замечает. Реакции — ноль! Как так можно?»
Мы колесим по городу, смотрим по сторонам, чтобы составить о Кольчугине представление. Не производит он впечатления аномальной зоны — обшарпанный, полудеревянный, какой-то бесхозный и запущенный, но в остальном город как город. Вот здание городского тубдиспансера. Разваливающийся фасад, мусор, рассыпанный возле баков, и засаленное ватное одеяло, закрывающее какое-то оборудование возле стены… Вот общежитие из темно-красного каленого кирпича, постройки 1916 года, местные говорят, что там постоянно драки и поножовщина. Шутят при этом: «У нас в общаге долго не проживешь, либо в морг, либо через дорогу — за колючку». «Колючка» напротив, через дорогу — за высоким забором СИЗО. Чуть дальше здание Кольчугинского профессионального училища — вымершее с виду, но на стене старый выцветший плакат: довольный, улыбающийся подросток в рабочем комбинезоне и лихо сдвинутом на затылок берете гордо поднимает вверх диплом об образовании. Поверх — надпись: «Нет на свете выше звания, чем рабочий человек».
Каменные многоэтажки спокойно соседствуют с деревянными избами. На многих прибиты маленькие красные звездочки. В этих местах после войны существовала традиция — если в семье кто-нибудь погибал на фронте, то на видном месте прибивали значок, чтобы все знали — человек, живший в этом доме, погиб за Родину. Раньше к хозяевам такого жилища относились с особым почтением, теперь редко кто из молодых знает, что эти звездочки означают.
Заехали мы и в храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Красивая, старинная церковь. Батюшка отец Анатолий, несмотря на тяжелые личные обстоятельства (супругу только что отвез в больницу), согласился побеседовать.
— Отец Анатолий, вы слышали про убийство на Вечном огне?
— Конечно, слышал, весь город знает. Молодого человека отпевали в нашем храме. Случай ужасный, просто из ряда вон выходящий, подобного у нас никогда не было.
— А как вы думаете, почему подобное случилось здесь?
— Трудно сказать. Но мы стараемся и делаем все, что от нас зависит. Вот раньше у нас в городе с 3 часов ночи и до утра гасили фонари. Нам удалось добиться от администрации, чтобы они всю ночь горели.
— Кольчугинцы говорят, что после убийства молодожены перестали ездить к памятнику, хотя эта традиция существовала несколько десятков лет. И неизвестно, пойдут ли возлагать цветы 9 Мая ветераны. С точки зрения православной религии возможно ли провести какой-нибудь обряд освящения?
— Возможно, проведем обсуждение этого вопроса с администрацией города. Посоветуемся. Можно отслужить молебен. Интересное, интересное предложение, надо об этом подумать…
БОЛЕВОЙ ШОК
От храма до дома, где сегодня обитают родители Денисова, недалеко — около километра. В прежней квартире они не могли оставаться — слишком близко от места, где замучили сына. Обычная хрущевка, напротив которой стоят деревянные избы. Отец на работе. Встречают три женщины с заплаканными глазами и осунувшимися от горя лицами: мать, бабушка и тетя Алексея.
Мама, Ольга Вячеславовна: «В детстве у Леши был порок сердца. Доктор сказал, что сын доживет максимум до 18 лет. Я его травами по часам поила. Сколько мы усилий приложили… С неимоверным трудом, но выкарабкались. Переломили болезнь. А для чего? Отняли самое дорогое. Теперь у меня только два желания. Первое — наказать этих нелюдей. Второе — пусть все, все узнают, какую мучительную смерть принял мой единственный и любимый сын Алешенька… Всё понимаю — мальчишки иногда и подраться могут. Ну избили бы его, ну челюсть сломали бы. Но его уничтожали наверняка и шансов выжить не оставили. А перед тем, как сына на огне казнить, его ограбили, сняли куртку и ботинки, которые тот недавно купил — модные такие, высокие. Примерять начали. А у него 46-й размер был, велики оказались, тогда и носки шерстяные с него тоже сняли. Потом ушли, а через некоторое время вернулись, чтобы бросить то, что осталось от моего сына, в мусорный бак. Тут их и задержали».
По словам матери, согласно заключению судмедэксперта Центральной городской больницы, Алексей скончался от болевого шока. То есть на момент сожжения он был еще жив. Об этом же говорит и диагноз экспертов: ожог дыхательных путей. Верхняя часть тела обуглилась до неузнаваемости, родители опознавали сына по ногам и одежде.
Тетя Алексея, Марина Порошкова: «Тело племянника нам доставили из морга зашитым в мешок. Я мешок тот вскрыла. Он лежал в гробу весь обугленный дочерна, только нижняя часть тела целая, а одна рука поднята над головой. На ладони вмятины, наверное, о звезду упирался, когда его жечь начали… А еще мне знакомые рассказывали, что, когда следственный эксперимент на площади проводили, многим из смотревших стало плохо. Самый младший из убийц, Горячев, смеялся. Ему все равно было. Представляете? А следователь нас «утешил», мол, скорее всего, когда вашего Алексея сжигали, он уже без сознания был… Народ говорит — у кого родственники и знакомые отбывают наказания в местах лишения свободы — даже заключенные в шоке от такой жестокости».
Ольга Вячеславовна: «Говорят, что суд не в Кольчугине состоится, а во Владимире. Не хотят здесь. Народ этих выродков растерзать может. Я хочу, чтобы администрация не замалчивала этот случай, а чтобы он получил как можно бо’льшую огласку».
Вопрос напрашивался сам собой:
— Скажите, а местные власти связывались с вами?
— Нет.
— А соболезнование…
— Нет.
Марина Валентиновна: «Если бы власти еще в прошлом году, когда венки на монументе посжигали, какие-нибудь меры приняли, то, может быть, и Леша сейчас жив был. У нас в городе два злачных места вечером и ночью, где молодежь собирается, — Вечный огонь и старое кладбище. Те, кто любят, чтобы потемнее было, на кладбище идут, а кого к свету тянет — на площадь. На кладбище музыку слушают, выпивают. В прошлом году женщину убили, которая могилку проведать пришла».
Зашедший в квартиру друг Алексея, Александр: «Два года назад возле Вечного огня меня тоже ударили, зуб вот выбили, до сих пор вставить не могу, и ограбили — сняли крест нательный, мобилу забрали и кошелек. Но хоть живой остался».
Когда мы вышли на улицу, я, бросивший курить 5 лет назад, попросил сигарету. Пальцы дрожали. Возвращаясь в Москву, поехали через главную площадь — другой дороги просто нет. Мимо мэрии, городского суда и монумента. Было людно. Прямо на бронзовой звезде стояли и с любопытством смотрели на огонь двое мальчишек, поплевывая прямо в пламя. |
Приветствую Вас Гость